Announcing: BahaiPrayers.net

========================================================================

Первым путешествием, предпринятым Бахауллой для распространения возвещённого Бабом Откровения, была Его поездка в Своё фамильное поместье в Нуре, в провинции Мазиндаран. Он отправился в деревню Такур, в имение Своего отца, где Ему принадлежал большой дом, обставленный с царской роскошью и расположенный в восхитительном месте. Однажды я удостоился чести услышать от Самого Бахауллы следующий рассказ: «Покойный визирь, Мой отец, занимал весьма завидное положение среди своих соотечественников. Его огромное богатство, благородное происхождение, художественные достижения, непререкаемый авторитет и высокое положение были предметом восхищения всех, кто был знаком с ним. В течение более чем двадцати лет ни один из членов его многочисленной семьи и ни один из родственников, живших по всему Нуру и в Тегеране, не знал ни нужды, ни горя, ни недуга. В течение долгого времени они безмятежно наслаждались изобилием и многочисленными благословениями. Однако внезапно блаженство и слава сменились чередой бедствий, которые серьёзно подорвали основы его материального благосостояния. Первым бедствием стал ужасный поток, который зародился в горах Мазиндарана и обрушился на деревню Такур, полностью разрушив половину визиревого дома, построенного над деревенской крепостью. Лучшая часть дома, известного своим прочным фундаментом, была разрушена этим неистовым потоком. Драгоценная обстановка была уничтожена, а тщательно выполненные украшения - непоправимо испорчены. За этим вскоре последовала потеря различных государственных постов, занимаемых визирем, а также беспрестанные нападки со стороны его завистливых врагов. Несмотря на то, что счастье внезапно отвернулось от него, визирь вёл себя достойно и хранил спокойствие, продолжая заниматься благотворительной деятельность, хотя средства его были ограничены. Его поведение по отношению к вероломным друзьям было столь же учтивым и любезным, как и по отношению к товарищам. С замечательной стойкостью переносил он до последней минуты своей жизни все несчастья, что так тяжко обрушились на него».

Бахаулла как-то раз посетил провинцию Нур ещё до объявления миссии Баба, в то время, когда знаменитый муджтахид мирза Мухаммад-Такий-и-Нури находился в зените власти и влияния. Положение, занимаемое им, было так высоко, что его ученики считали себя полномочными толкователями Веры и исламского закона. Однажды, когда в присутствии более чем двухсот подобных учеников упомянутый муджтахид говорил о некоем загадочном изречении, приписываемом имамам, Бахаулла с друзьями проходил мимо этого места и остановился, чтобы послушать эту беседу. Муджтахид попросил своих учеников объяснить какую-то трудную для понимания теорию, касающуюся метафизических аспектов исламского учения. Поскольку все они признали себя неспособными сделать это, Бахаулла блестяще, лаконичным, но при этом убедительным языком, разъяснил эту теорию. Муджтахид был изрядно раздосадован невежеством своих учеников. «Сколько лет я учил вас,-- воскликнул рассерженный муджтахид,-- терпеливо стараясь вложить в ваши умы глубочайшие истины и благороднейшие принципы Веры! И теперь, после всех этих лет упорного труда, вы позволили этому носящему кулах[1] юноше, который ни имеет никакой научной подготовки и совершенно не знаком с вашими академическими изысканиями, доказать своё превосходство над вами!

[1.] Кулах -- каракулевая шапка, знак отличия мирян от богословов, непременный головной убор государственных чиновников.

Позднее, когда Бахаулла уехал, этот муджтахид рассказал своим ученикам два недавно приснившихся ему сна, которым он придавал исключительное значение. «В первом сне,- рассказал он,- я стоял посреди многочисленной толпы, и все люди, как один, показывали на какой-то дом, где якобы пребывал Сахибу'з-Заман. Забыв себя от радости, во сне я поспешил в Его присутствие. Но когда я достиг дома, к величайшему моему изумлению, меня не впустили туда. "Обещанный Ка'им,- сказали мне,- занят частной беседой с другим Лицом. Входить к ним строго запрещено". От стражи, стоявшей у двери, я узнал, что этим Лицом был никто иной, как Бахаулла.

Во втором сне,-- продолжил муджтахид,-- я стоял в окружении нескольких сундуков, принадлежащих, как меня известили, Бахаулле. Открыв их, я обнаружил, что они наполнены книгами. Каждое слово, каждая буква в этих книгах была выложена изысканными самоцветами. Их сияние ослепило меня. Я до того был поражен их блеском, что внезапно проснулся".

Когда в 60-м году Бахаулла снова приехал в Нур, Он узнал, что этого муджтахида, который в Его прошлый приезд обладал такой огромной властью, уже нет в живых. От его многочисленных поклонников осталась лишь горстка удручённых последователей, которые под руководством его преемника, муллы Мухаммада, старались продолжать дело их покойного вождя. Энтузиазм, сопровождавший приезд Бахауллы, был особенно заметен на фоне того состояния упадка, в которое погрузилась эта некогда процветающая община. Многочисленные чиновники и знатные лица, собравшиеся из окрестных мест, по достоинству отметили Его приезд, явив самые яркие знаки почёта и уважения. Общественное положение, занимаемое Им, побуждало их расспрашивать Его о государственных делах, о жизни шаха и деятельности его министров. На все их вопросы Бахаулла отвечал крайне равнодушно, и казалось, что они Его очень мало заботят. Убедительно и красноречиво защищал Он новое Откровение и обращал их внимание на те неисчислимые блага, которые оно непременно принесёт их стране[1]. Его слушатели весьма изумлялись тому, что человек Его положения и возраста проявляет такой острый интерес к вопросам, касающимся, главным образом, богословов и теологов Ислама. Они чувствовали себя неспособными оспорить Его доводы или принизить величие Дела, которое Он столь искусно защищал. Они восхищались Его благородным энтузиазмом и глубиной Его мыслей, и были глубоко впечатлены Его непредвзятостью и самоотречением.

[1.] «Его (Бахауллы) речь была подобна “стремительному потоку”, и Он так ясно излагал Свои идеи, что самые учёные богословы не могли устоять перед ним.» (Д-р Т. К. Чейни. «Примирение рас и религий», стр. 120.)

Ни один из них не осмелился вступить с Ним в спор, за исключением Его дяди Азиза, который попытался возразить Ему, оспаривая Его заявления и искажая их смысл. Но когда те, кто его слышал, захотели принудить к молчанию этого противника и пытались оскорбить его, Бахаулла вступился за него, посоветовав им поручить его заботе Божией. Встревожившись, тот решил обратиться за содействием к муджтахиду Нура мулле Мухаммаду и просить у него немедленной помощи. «О наместник Пророка Божиего! -- сказал он ему.-- Смотри, какая участь постигла Веру! В Нур прибыл юноша, мирянин, одетый по-дворянски, и посягает на твердыню правоверности, разрушая святую Исламскую Веру. Воспрянь и отрази его натиск. Всякий, кто встречается с ним, немедля попадает под его колдовские чары и становится рабом его изречений. Я не знаю -- то ли он колдун, то ли примешивает какое-то таинственное вещество к чаю, так что всякий, кто этого чаю отведает, становится его жертвой". Муджтахид, хотя и не мог похвастаться глубоким пониманием, всё же понял глупость таких заявлений. В шутливом тоне он сказал ему: «А ты разве не пил его чаю, или не слышал его бесед с друзьями?» «Да,-- ответил Азиз,-- это так, но благодаря Вашей заботливой защите его таинственная сила не подействовала на меня». Муджтахид, обнаружив, что не способен возбудить чернь против Бахауллы и не в силах открыто вступить против идей, которые смело распространяет столь могучий противник, удовлетворился письменным заявлением, в котором провозгласил: «О Азиз, не бойся, ибо никто не осмелится обидеть тебя». Записывая это заявление, муджтахид допустил грамматическую ошибку, которая настолько извратила смысл его слов, что все читавшие их знатные лица Такура были шокированы и пренебрежительно отозвались как о его предъявителе, так и об авторе.

Тех, кто встречался с Бахауллой и слышал из Его уст о Послании, провозглашённом Бабом, так глубоко впечатляла искренность Его призыва, что они сами немедля начинали распространять это Послание среди населения Нура и превозносить добродетели его выдающегося Проповедника. Ученики муллы Мухаммада тем временем старались уговорить его отправиться в Такур, лично посетить Бахауллу, расспросить Его о сути нового Откровения, а затем рассказать о его характере и целях своим последователям. На их настоятельные просьбы он отвечал уклончиво. Однако его ученики не желали признавать эти возражения обоснованными. Они настаивали на том, что первая обязанность человека, занимающего такое положение и потому обязанного защищать интересы шиитского Ислама,-- исследовать каждое движение, затрагивающее интересы их Веры. Наконец, мулла Мухаммад решил отрядить двух своих выдающихся помощников, муллу Аббаса и мирзу Абу'л-Касима, которые были верными учениками покойного муджтахида мирзы Мухаммада-Таки и одновременно приходились тому зятьями, чтобы те посетили Бахауллу и определили истинный характер принесённого Им Послания. Он дал слово, что безоговорочно примет любое их заключение и утвердит их решение относительно этого вопроса как окончательное.

Узнав по прибытии в Такур, что Бахаулла отправился в Своё зимнее поместье, представители муллы Мухаммада решили также последовать в это место. Прибыли они как раз в тот момент, когда Он являл комментарий к открывающей суре Корана, названный «Семь стихов повторения». Когда они сели и стали слушать Его разъяснение, то были глубоко впечатлены возвышенностью обсуждаемой темы, убедительностью языка и необычайной манерой изложения. Мулла Аббас, не в силах сохранить спокойствие, встал со своего места и, побуждаемый непреодолимым импульсом, отошёл назад, застыв у двери с выражением смиренной покорности. Очарование слов, которые он услышал, пленило его. «Ты видишь моё положение,- сказал он своему товарищу, дрожа от волнения и с глазами, полными слёз.-- Я бессилен расспрашивать Бахауллу. Вопросы, которые я хотел ему задать, вдруг стёрлись из моей памяти. Поступай как хочешь -- либо продолжай свои исследования, либо вернись один к нашему учителю и сообщи ему о положении, в котором я нахожусь. Передай от меня, что Аббас к нему более не вернётся. Он никогда не сможет забыть этого порога». Мирза Абу'л-Касим также последовал примеру своего товарища. «Я больше не признаю моего учителя,-- был его ответ.-- В этот момент я даю обет Богу посвятить остаток моих дней служению Бахаулле, моему истинному и единственному Наставнику».

Весть о внезапном обращении в новую Веру избранных посланников муджтахида Нура распространилась с поразительной быстротой по всей провинции. Народ, казалось, пробудился от сна. Высокопоставленные духовные лица, государственные чиновники, торговцы и крестьяне стекались со всех сторон к дому Бахауллы. Многие из них охотно принимали Его Дело. В своём восхищении Им некоторые из самых выдающихся среди них замечали: «Мы видим, что жители Нура воспрянули и сплотились вокруг Вас. Повсюду замечаем мы свидетельства их восторга. Если бы мулла Мухаммад тоже примкнул к ним, торжество этой Веры было бы обеспечено.» «Я приехал в Нур,-- ответил Бахаулла,-- с одной целью: провозгласить Дело Божие. Другого намерения у Меня нет. Если Мне скажут, что за сто лиг некий искатель жаждет Истины и не имеет возможности посетить Меня, Я радостно и незамедлительно отправился бы в его обиталище и Сам утолил бы его голод. Мне сказали, что мулла Мухаммад живет в Са'адат-Абаде, деревне неподалёку отсюда. Я намерен лично посетить его и объявить ему Божественной Послание».

Желая сдержать Своё слово, Бахаулла в сопровождении нескольких спутников немедленно отправился в эту деревню. Мулла Мухаммад весьма церемонно принял Его. «Я приехал сюда,-- заметил Бахаулла,-- не с официальным или формальным визитом. Я намерен сообщить Вам о новом и удивительном Послании, вдохновлённом свыше и исполняющем исламские обетования. Всякий, кто прислушался к этому Посланию, почувствовал его непреодолимую силу и преобразился под влиянием его могущественной благодати. Расскажите Мне обо всём, что смущает Ваш ум, о том, что мешает Вам признать Истину». Мулла Мухаммад высокомерно заметил: «Я не предпринимаю никакого дела, не посоветовавшись предварительно с Кораном. В подобных случаях я всегда взываю к Богу о помощи и молю о Его благословениях, затем открываю наугад Его священную Книгу, и выбираю первый стих, на который падает мой взор. По содержанию этого стиха я сужу о том, насколько мудро и желательно следовать избранным путём.» Видя, что Бахаулла не возражает против его просьбы, муджтахид потребовал экземпляр Корана, открыл и вновь закрыл его, отказавшись поведать присутствующим содержание стиха. Он лишь заявил: «Я посоветовался с Книгой Божией и нахожу, что неблагоразумно далее обсуждать этот вопрос.» Некоторые согласились с ним; однако от остальных не укрылось то, что за этими словами скрывался страх. Бахаулла, не желая более смущать его, встал, попросил извинений и весьма любезно простился с ним.

Однажды, во время одной из верховых прогулок по сельской местности в сопровождении Своих друзей, Бахаулла заметил на краю дороги одинокого юношу. Его волосы были растрепаны, и он был одет как дервиш. Разведя огонь на берегу ручья, он готовил пищу и ел её. Бахаулла приблизился к нему и спросил самым ласковым тоном: «Скажи мне, дервиш, что ты делаешь?» «Я ем Бога,-- без малейшего смущения ответил тот.-- Я варю Бога и сжигаю Его». Столь бесхитростная манера поведения и смелый ответ очень понравились Бахаулле. Улыбнувшись такому замечанию, Он с безграничной нежностью и без всякого смущения стал беседовать с ним. За короткое время Бахаулла совершенно преобразил этого человека. Постигший истинную природу Бога и очистившийся от пустых измышлений своего народа, он немедленно признал тот Свет, который столь неожиданно принёс ему этот добрый Незнакомец. Этот дервиш, носивший имя Мустафа, был так очарован раскрывшимся пред ним учением, что, бросив посуду, немедленно встал и последовал за Бахауллой. Следуя пешком за Его лошадью, пылая огнём любви к Нему, он радостно распевал песню, которую сочинил тут же, экспромтом, посвятив её своему Возлюбленному. «Ты -- Дневное Светило водительства,-- нёсся радостный рефрен.-- Ты -- Свет Истины. Яви Себя людям, о Открыватель Истины!» Хотя в последующие годы эта песня приобрела большую популярность среди его народа, и стало известно, что некий дервиш, прозванный «Маджзуб» и носящий имя Мустафа Биг-и-Санандаджи, сочинил её без предварительного обдумывания в честь своего Возлюбленного, никто, вероятно, не знал, к кому на самом деле относилась эта песня, и никто не подозревал, что в то время, когда Бахаулла ещё был скрыт от глаз людских, упомянутый дервиш, единственный из всех, признал Его положение и постиг Его славу.

Поездка Бахауллы в Нур принесла весьма значительные результаты, послужив мощным толчком к распространению нового Откровения. Неодолимо притягательным красноречием, святой жизнью, достойным поведением, неопровержимой логикой доказательств и многочисленными свидетельствами заботливой любви Бахаулла покорил сердца жителей Нура, пробудил их души и привлёк их под знамёна Веры. Проповедуя Дело среди Своих земляков в Нуре и раскрывая им его славу, Своими словами и делами Он оказал такое изумительное влияние, что, казалось, даже деревья и камни в этой местности были оживлены волнами духовной силы, исходящей от Его личности. Казалось, что всё вокруг одарено новой и более изобильной жизнью; казалось, всё вокруг громко провозглашает: «Узрите, Красота Божия явлена! Восстаньте, ибо Он пришёл во всей Своей славе.» После того, как Бахаулла уехал, жители Нура продолжали распространять Дело и укреплять его основы. Некоторые из них вынесли ради Него ужасные бедствия, другие с радостью осушили чашу мученичества на Его пути. Таким образом, Мазиндаран вообще и Нур в частности выделились среди всех провинций и округов Персии тем, что первыми с радостью приняли Божественное Послание. Округ Нур (что буквально значит «свет»), расположенный среди гор Мазиндарана, был первым, кого осветили лучи Солнца, вставшего над Ширазом, первым, кто объявил всей Персии, ещё пребывавшей во мраке долины беспечности, что взошло наконец Дневное Светило небесного водительства, согревая и освещая всю землю.

Когда Бахаулла был еще ребёнком, Его отец, визирь, увидел сон. Бахаулла явился ему плавающим в великом, безбрежном океане. Тело Его сияло на водах, озаряя всю поверхность моря. Вокруг Его головы, отчётливо видимой над водой, во всех направлениях развевались Его длинные, чёрные, как смоль, волосы, колыхаясь на волнах. Ему снилось, что Его сына окружило множество рыб, каждая из которых крепко прицепилась к кончику одного волоса. Зачарованные сиянием Его лица, они следовали за Ним, в какую бы сторону Он ни плыл. Сколь бы много их ни было, и как бы крепко ни держались они за Его волосы, всё же ни один не оторвался, и ни малейшего вреда не было причинено Ему. Свободно и беспрепятственно Он двигался по поверхности воды, и все рыбы следовали за Ним.

Глубоко изумлённый этим сном, визирь вызвал известного в провинции толкователя снов и попросил его разъяснить это видение. Этот человек, как будто предчувствуя славное будущее Бахауллы, заявил: «Безграничный океан, который ты видел во сне, о визирь, есть не что иное, как мир бытия. Один и без посторонней помощи твой сын достигнет господства над ним. Он пойдет беспрепятственно, куда захочет. Никто не остановит Его шествия, никто не помешает Его продвижению. Множество рыб означает встревоженные племена и народы земли. Вокруг Него соберутся они и за Него станут держаться. Благодаря надёжному покровительству Вседержителя эта тревога не сможет повредить Ему, и одиночество Его на поверхности моря не будет опасным».

Впоследствии этот толкователь снов был приведён к Бахаулле. Пристально вгляделся он в Его лицо и тщательно рассмотрел Его черты. Он был очарован Его обликом и восхвалил каждую черту Его лица. Всякое выражение этого лица раскрывало пред ним знаки Его сокровенной славы. Таким было его восхищение и столь обильны похвалы Бахаулле, что визирь с этого дня стал ещё более пламенным поклонником своего Сына. Слова, сказанные этим толкователем снов, укрепили его надежду на Сына и веру в Него. Подобно Иакову, он не имел другого желания, кроме как обеспечить благосостояние своего возлюбленного Иосифа и окружить Его любящей опекой.

Хаджи мирза Акаси, великий визирь Мухаммад-шаха, хотя и испытывал неприязнь к отцу Бахауллы, выказывал его сыну все знаки уважения и благосклонности. И столь глубоко было уважение хаджи к Нему, что Мирза Ака Хан-и-Нури, и'тимаду'д-дауле, впоследствии ставший преемником хаджи мирзы Акаси, почувствовал зависть. Ему обидно было видеть, что Бахаулла, совсем ещё юный, пользуется большими почестями. Тогда и было посеяно в его сердце семя зависти. «Уже теперь, когда он ещё молод и отец его жив,-- думал он,-- его более меня возвышают перед великим визирем. Что же будет со мной, когда этот юноша станет преемником отца?»

После смерти визиря хаджи мирза Акаси продолжал выказывать Бахаулле глубочайшее уважение. Он приходил к Нему домой и общался с Ним, как со своим сыном. Однако искренность его любви очень скоро была подвергнута испытанию. Однажды, проезжая через деревню Куч-Хисар, принадлежавшую Бахаулле, он был так впечатлён очарованием и красотой этой местности, что ему захотелось стать её владельцем. Бахаулла, вызванный для немедленного оформления купчей, заметил: «Если бы Я был единственным владельцем этой земли, Я бы охотно исполнил Ваше желание. Эта преходящая жизнь, со всеми её низменными удовольствиями, недостойна, в моих глазах, никакой привязанности,-- что уж говорить об этом маленьком и незначительном имении! Но поскольку другие лица, как богатые, так и бедные, как взрослые, так и несовершеннолетние, имеют свою долю во владении этим местом, я попросил бы Вас обратиться к ним и добиться их согласия.» Не удовлетворившись этим ответом, хаджи мирза Акаси решил осуществить свою цель мошенническим путем. Как только Бахаулла узнал об этих злонамеренных планах, Он, с согласия всех заинтересованных лиц, немедленно перевёл эту землю на имя сестры Мухаммад-шаха, которая прежде неоднократно выражала желание стать её владелицей. Взбешённый этой сделкой, хаджи мирза Акаси распорядился насильно отобрать имение, заявляя, что он ещё раньше купил его у прежнего владельца. Сурово отчитав представителей хаджи мирзы Акаси, агенты шахской сестры потребовали от них передать своему хозяину, что эта леди твёрдо решена отстаивать свои права. Хаджи обратился к шаху и пожаловался на то, что с ним поступают несправедливо. В ту же ночь сестра шаха сообщила ему, в чём заключалась сделка. «Много раз,-- сказала она своему брату,-- Ваше Императорское Величество выражали милостивое желание, чтобы я продала свои драгоценные камни, которыми обычно украшаю себя в Вашем присутствии, и взамен купила какое-нибудь имение. Мне удалось, наконец, исполнить Ваше желание. Но хаджи мирза Акаси полон решимости насильно завладеть этим имением». Шах уверил её в своей поддержке и приказал хаджи отказаться от своих претензий. Последний, видя своё бессилие, вызвал Бахауллу и всячески пытался очернить Его. На все обвинения в Свой адрес Бахаулла отвечал смело и доказал Свою невиновность. В припадке бешенства великий визирь закричал на Него: «Какую цель преследуешь ты пирами и банкетами, которые так любишь устраивать? Я, премьер-министр Шахиншаха Персии, и то никогда не вижу у себя столько гостей самого разного положения, сколько толпится вокруг твоего стола каждый вечер. К чему эта расточительность и суета? Наверняка ты затеваешь заговор против меня!» «Милостивый Боже! -- воскликнул Бахаулла.-- Неужели можно обвинить в преступных замыслах того, кто от избытка добрых чувств делится хлебом со своими собратьями?» Хаджи мирза Акаси смешался и не знал, что ответить. Пользуясь поддержкой как духовенства, так и гражданских властей Персии, он, тем не менее, в конечном итоге обнаружил, что каждый спор с Бахауллой заканчивается для него полным поражением.

Превосходство Бахауллы над соперниками было не раз доказано и признано также и в других случаях. Эти личные победы, достигнутые Им, укрепили Его положение и разнесли повсюду славу о Нём. Представители всех классов удивлялись тому, что Он чудесным образом выходит невредимым из самых опасных столкновений. Они полагали, что только Божественное покровительство могло обеспечить Его безопасность в таких случаях. Не раз приходилось Бахаулле, окружённому со всех сторон серьёзнейшими опасностями, терпеть высокомерие, алчность и предательство окружавших Его людей. Постоянно общаясь в те дни с высокопоставленными лицами, как священнослужителями, так и чиновниками, Он никогда не довольствовался простым согласием с их мнениями и не довольствовался уступкой их притязаниям. На их собраниях Он смело отстаивал дело истины, защищал права угнетённых, вступался за слабых и покровительствовал невиновным.